Неофарм руководство компании

Еще 0,01% ООО «Неофарм» по-прежнему принадлежит Лидии Нифантьевой, матери Евгения Нифантьева, экс-гендиректора аптечных сетей «Неофарм». В настоящее время эту должность занимает Олег Иванушкин. В 2021 году Нифантьев вошел в состав Госдумы РФ VIII созыва.

Нифантьев уточнил, что компания «перешла под контроль нескольких десятков пайщиков, не знакомых между собой». Точное их число и имена он не назвал, однако рассказал, что каждый из них владеет от 1% до 10% долей от общего количества паев. По его словам, это в основном люди, «ранее инвестировавшие в недвижимость».

ЗПИФ «Здравинвест» управляется компанией «Современные фонды недвижимости», которая на 100% принадлежит АО «Старт» Анастасии Кокулиной. Уставной капитал «Современные фонды недвижимости» по состоянию на 22 апреля 2022 года составлял 1,45 млрд рублей.

ООО «Неофарм» создано в октябре 2003 года. Изначально организация на 100% принадлежала Евгению Нифантьеву. С мая 2021 года 0,01% компании принадлежит его матери, тогда же 99,99% своей доли Нифантьев передал в доверительное управление Ладе Бравве. Согласно СПАРК-Интерфакс, выручка организации за 2021 год составила 33,71 млрд рублей, чистая прибыль – 516,6 млн рублей.

«Неофарм» занял шестое место в рейтинге аптечных сетей Vademecum за 2021 год.

Подписывайтесь на наши каналы

Telegram

Telegram Live

Компания ОБЩЕСТВО С ОГРАНИЧЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ «НЕО-ФАРМ» зарегистрирована 15.10.2003 г.

Краткое наименование: НЕО-ФАРМ.

При регистрации организации присвоен ОГРН 1037732007620, ИНН 7732121736 и КПП 772801001.
Юридический адрес: Г.Москва УЛ. ОБРУЧЕВА Д. 55А ЭТАЖ 1 ПОМ VII КОМ 1.

Иванушкин Олег Михайлович является генеральным директором организации.
Учредители компании — КОМБИНИРОВАННЫЙ ЗАКРЫТЫЙ ПАЕВОЙ ИНВЕСТИЦИОННЫЙ ФОНД «ЗДРАВИНВЕСТ», Нифантьева Лидия Викторовна.
Среднесписочная численность (ССЧ) работников организации — 2446.

В соответствии с данными ЕГРЮЛ, основной вид деятельности компании ОБЩЕСТВО С ОГРАНИЧЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ «НЕО-ФАРМ» по ОКВЭД: 47.73 Торговля розничная лекарственными средствами в специализированных магазинах (аптеках).
Общее количество направлений деятельности — 20.

За 2021 год прибыль компании составляет — 516 636 000 ₽, выручка за 2021 год — 33 711 692 000 ₽.
Размер уставного капитала ОБЩЕСТВО С ОГРАНИЧЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ «НЕО-ФАРМ» — 10 000,00 ₽.
Выручка на начало 2021 года составила 37 007 446 000 ₽, на конец — 33 711 692 000 ₽.
Себестоимость продаж за 2021 год — 25 456 653 000 ₽.
Валовая прибыль на конец 2021 года — 8 255 039 000 ₽.
Общая сумма поступлений от текущих операций на 2021 год — 35 078 530 000 ₽.

На 23 апреля 2023 организация действует.

У компании ОБЩЕСТВО С ОГРАНИЧЕННОЙ ОТВЕТСТВЕННОСТЬЮ «НЕО-ФАРМ» есть торговые марки, общее количество — 46, среди них НЕОФАРМ НЕО ФАРМ НЕОФАРМ АПТЕКА, GROWVIT, BEAUTEKA, СЛАБИФОРМ, СТОЛИЧКИ, НЕО ФАРМ НЕОФАРМ, ИМПЛОВИТ, БЬЮТЕКА, ИММУНОЦЕЯ, ЖИЗНЬ СТОЛИЧКИ, ОСТРОГЛАЗ, НЕОФАРМ НЕО ФАРМ НЕОФ, СЛАБИФОР, НЕОФАРМ, СТОЛИЧКИ СТОЛИЧКИ АПТЕКА СЕТЬ СОЦИАЛЬНЫХ АПТЕК, НЕО ФАРМ НЕОФАРМ NEOFARM, КАРДИОЛА, АПТЕКА СТОЛИЧКИ СЕТЬ СОЦИАЛЬНЫХ АПТЕК, СТОЛИЧКИ СТОЛИЧКИ СЕТЬ СОЦИАЛЬНЫХ АПТЕК.
Первая торговая марка зарегистрирована 23 марта 2006 г. — действительна до 14 февраля 2025 г.
Последняя торговая марка зарегистрирована 11 августа 2022 г. и действительна до 17 августа 2031 г.

Юридический адрес НЕО-ФАРМ, выписка ЕГРЮЛ, аналитические данные и бухгалтерская отчетность организации доступны в системе.

Гендиректор сети аптек «Столички» рассказал, какие факторы повлияли на возникший дефицит препаратов, от чего зависят цены на российские лекарства и нужно ли лечить коронавирус антибиотиками

В конце октября фармкомпании заявили о проблемах с поставками 40 млн упаковок лекарств — примерно 10% объема, ежемесячно продаваемого в стране. С дефицитом столкнулись обычные граждане, обзвон аптек показал, что многие препараты действительно невозможно купить. На этом фоне 3 ноября правительство упростило систему их маркировки. Главный редактор Business FM Илья Копелевич в интервью с председателем координационного совета Российской ассоциации аптечных сетей и генеральным директором сети социальных аптек «Столички» Евгением Нифантьевым обсудил эту проблему.

У нас в гостях Евгений Нифантьев — генеральный директор, основатель аптечной компании «Неофарм», которая известна в Москве и других городах под брендом «Столички», а также председатель координационного совета Российской ассоциации аптечных сетей. Сегодня тема нашего разговора понятна без предварительных объяснений. Я бы вопрос поставил так: какие лекарства сейчас можно точно найти в любой аптеке? Сейчас люди столкнулись с тем, что огромное количество позиций нужно искать, ехать в другой конец города, если они вообще есть.

Евгений Нифантьев: Аптеки обычно ведут учет дефектуры — это когда у вас по каким-то причинам нет возможности реализовывать определенный лекарственный препарат. В обычной жизни дефектура может доходить до 5%, сейчас этот показатель составляет 15%.

Всего лишь? Но тем не менее, может быть, на эти 15% приходятся самые востребованные?

Евгений Нифантьев: Не все лекарства пропали.

Все заметили, что «Нурофен» везде есть, а парацетамол уже не везде.

Евгений Нифантьев: Парацетамол есть.

Евгений Нифантьев: Парацетамол исчезал в первую волну распространения коронавирусной инфекции. Это было действительно так. По телевизору рассказывали, что парацетамол буквально за считанные дни, а то и часы лечит коронавирус — причем мы понимаем, что это не так. Естественно, все побежали скупать наш отечественный парацетамол, желательно себе, семье, коллегам, сколько дадут, тем более это достаточно недорогой препарат. И буквально в течение пары недель реально были перебои в стране с парацетамолом. Но потом эту проблему удалось решить. Министерство промышленности и торговли, производители, аптечные сети и дистрибьюторы — все как единый механизм сработали, и с парацетамолом больше перебоев не было. Сейчас мы видим больше перебои все-таки с антибиотиками и с такими препаратами, как «Клексан», «Гепарин», «Фраксипарин». Это в первую очередь связано с повышенным спросом на них. Есть еще ряд причин.

Мы о них много говорили. Мы рассказывали, вы рассказывали, в том числе у нас, что маркировка фактически заблокировала поставки лекарств как от производителей к дистрибьюторам, так и от дистрибьюторов в аптеки, и даже продажи в самих аптеках, поскольку и в аптеке тоже она должна работать на конечном этапе, а она не работает. И даже то, что дошло до аптеки, невозможно продать. Вот сейчас были приняты какие-то меры. Что-то меняется за прошедшую неделю с поставками этих препаратов?

Евгений Нифантьев: История вопроса началась с 1 июля, когда маркировку сделали обязательной. Это было весьма спорно, учитывая, что все-таки первая волна ковида в тот момент то ли прошла, то ли не прошла. Понятно, что могла быть вторая волна распространения инфекции. И это ни для кого не было неожиданностью, но все-таки было принято решение: 1 июля сделать ее обязательной. При этом надо понимать, что период от идеи до воплощения был достаточно короткий, и такую сложную систему в мире еще так быстро никто не запускал. Тем более система не просто контролирует на входе в оборот и на выводе из оборота, система контролирует полностью прослеживаемость всей цепочки. Даже на примере просто одного производителя. У производителя семь операций, когда он обращается к системе и должен получить акцептирование. А теперь можете себе представить, есть производители, есть дистрибьюторы, есть аптеки, есть у каждого ряд операций, по которым нужно обратиться, а система может не отвечать полчаса, час, два. В какой-то момент система не отвечала сутки. Поэтому этот путь прохождения упаковки до пациента оказался очень даже, мягко говоря, тернистым.

Наверное, здесь лежит ответ на вопрос, потому что мы помним, как маркировку применяли на самые разные виды товаров, и всегда были беспокойства и какие-то сбои. Но самый массовый товар, который был подвергнут такой маркировке, — это алкоголь — ЕГАИС. Наверное, по количеству штук и объему продаж это примерно сопоставимые рынки, если считать в количестве этих изделий и марок. По алкоголю какие-то отдельные сбои были, но они были локальные, и никакого дефицита алкоголя, когда вводили ЕГАИС, не произошло. А вот когда ввели маркировку на лекарства, произошел не то что дефицит, а фактически коллапс. Мне кажется, что вы сейчас, наверное, объяснили почему: потому что бутылка только один раз, а здесь — семь раз.

Евгений Нифантьев: Да. Все-таки отсутствие алкоголя в магазинах не оставило, к счастью, такого неизгладимого впечатления, как отсутствие лекарств.

Если бы он отсутствовал, это бы оставило, поверьте, не меньше, чем лекарства.

Евгений Нифантьев: А он отсутствовал. При начале, при внедрении ЕГАИС были дни, когда он отсутствовал. Не могли продать. Вопрос заключается в том, что ЕГАИС развивался не так, что взяли и тут же сделали прослеживаемость — несколько лет к этому шли. И мы здесь тоже предлагали, раз уж возникли такие серьезные проблемы: давайте мы тоже сделаем шаг назад и будем передавать от производителей абсолютно все контрольные идентификационные знаки в систему, в НДЛП, а аптеки будут считывать все контрольные идентификационные знаки при выводе из оборота. Таким образом, будет железобетонная гарантия двух моментов. Первое — что это будет точно работать, потому что это несложная система. И второе — что покупатель, просканировав в приложении «Честный знак», будет точно понимать, что это ровно тот препарат, который был произведен ровно на вот этой площадке определенного производителя.

Тем не менее пошли пока на такое половинчатое решение, дали возможность при приемке товара, если система не отвечает в течение 15 минут, принимать его в уведомительном порядке. Но есть нюанс, все-таки надо понимать, что и учетные системы дистрибьюторов, и учетные системы аптечных сетей были написаны под процессы, которые были с полной прослеживаемостью. Поэтому их нельзя взять и каким-то тумблером переключить на новое постановление правительства. В частности, у нас собственная, самописная программа, и мы понимали, что это постановление выйдет, и днями и ночами пытались переписать, тестировать и так далее. Я думаю, что, может быть, день остался до того, чтобы все у нас заработало по новому постановлению. Я очень надеюсь, что наши коллеги тоже оперативно сработают, дабы решить проблему с прохождением товара.

Но это же касается не только аптек, это касается и производителя в момент крупнооптовой поставки, это касается и дистрибьютора, который продает аптечным сетям на всей территории России. Они все должны перестроиться, так ведь? Ждать ли, что 40 млн, как говорили дистрибьюторы, упаковок на складах, которые не могут дойти до продажи, что это как-то двинется?

Евгений Нифантьев: Скорее всего, больше. Даже если взять нашу организацию, которая на сегодняшний день чуть больше 3% от доли рынка РФ, у нас более 200 млн рублей было в товаре, в лекарствах, которые мы не смогли оприходовать.

Это какая доля за этот период?

Евгений Нифантьев: Тут вопрос даже не в доле, тут вопрос, что это дефицитная продукция, которую мы хотим действительно пустить, чтобы у людей была возможность ее покупать.

В целом какие главные причины того дефицита, который возник: маркировка или повышенный спрос? Хотя по каким-то препаратам, антикоагулянтам, мы читали, что на самом деле было продано значительно меньше в октябре, чем в октябре прошлого года. То есть повышенный спрос здесь ни при чем, его просто физически нет.

Евгений Нифантьев: Здесь нельзя говорить, что только маркировка испортила всю ситуацию, потому что мы всеми силами в любом случае лекарства проталкивали по цепочке, мучались, нервничали, но все равно в полуручном режиме мы это дело проталкивали. Все-таки лекарства в итоге, может быть, не в том объеме, но все равно доходили. Есть еще сложный момент, есть абсолютно правильная система, которая добавляет стабильности в стабильное время. Это система регистрации цен на жизненно необходимые важнейшие лекарственные препараты. Нужно и важно. И это действительно все время реально сдерживало цены на лекарственные препараты. Но проблема в том, что произошло с распространением коронавирусной инфекции. Ведь рынок субстанций — это же мировой глобальный рынок, и когда повысился спрос в мире, цены на субстанции выросли — на некоторые из них в разы. И получилось, что многие цены регистрации лекарственных препаратов ниже, чем их себестоимость, с учетом роста цен на субстанции. А субстанции — в долларах и евро. Взять те же самые антикоагулянты. Есть проблема в том, что субстанция сильно выросла, а цена регистрации по многим производителям не была пересмотрена. Имеется в виду, что нужно быть более гибкими по отношению к каким-то таким позициям, которые прямо вот нужны здесь, сейчас и сегодня, и в больших количествах — это первый момент. И второй момент — что у нас есть (и о чем мы предупреждали) Федеральная антимонопольная служба. Федеральная антимонопольная служба, естественно, руководствуется интересами граждан, конечно, я по-другому и думать не могу и не хочу.

В интересы граждан все-таки входит в первую очередь, чтобы лекарства вообще были. И во вторую очередь, чтобы они не стоили слишком дорого.

Евгений Нифантьев: В интересах граждан, конечно же, чтобы цены на лекарства были ниже.

При условии, что лекарства есть.

Евгений Нифантьев: Да. Но по новой методике расчета цен на лекарственные препараты, в том числе импортные, получилось так, что директивно многие позиции были опущены в цене где-то на 50%, а где-то на 55%. При этом мы понимаем, что доллар и евро у нас за последние годы выросли, субстанции тоже выросли. Сегодня наши фармацевтические производители действительно сильные, хорошие, технологичные, причем с высоким качеством оборудования, кадров и субстанцию закупают ту же. То есть на выходе мы получаем продукт такого же качества, как и препараты, которые завозятся к нам из-за границы.

Но когда приходит человек в аптеку и спрашивает какое-то международное непатентованное наименование, то, как правило, препарат зарубежного производства стоит в два, два с половиной, три раза дороже, отечественный аналог стоит по цене значительно ниже. И фармацевт или провизор всегда может предложить отечественный аналог и сказать: «Зачем вам переплачивать в два или три раза, возьмите наш аналог». И, как правило, люди переключаются. А теперь, внимание, вопрос: а если оригинальный препарат, импортный, будет стоить столько же, как наш, отечественный, как фармацевт или провизор за первым столом будет переключать, даже если он будет сюда завозиться?

Потому что надо понимать, что дальше развилка у западного производителя: либо прекратить сюда завозить, и этого оригинального препарата не будет, что, я думаю, точно не в интересах пациента, и второй вариант — дотировать за счет других мировых площадок цену здесь. И то и то плохо, потому что если зарубежный производитель будет дотировать, то отечественному производителю дотировать неоткуда. И здесь, получается, мы либо не получаем препарат, потому что его не ввозят, либо мы получаем цену, которая соответствует отечественному аналогу, и тогда отечественные аналоги перестают покупать.

Это мы про ЖНВЛП.

Евгений Нифантьев: Да, ЖНВЛП. И, в общем, куда ни посмотри, такое регулирование может привести в среднесрочной или долгосрочной перспективе к не очень хорошим последствиям. Я имею в виду именно такое директивное: а мы вот возьмем и снизим цену в три раза.

Я помню прекрасно, что предупреждения «оставим маркировку в стороне — установленные цены на большинство позиций жизненно важных и необходимых лекарственных препаратов уже находятся на уровне ниже себестоимости» звучали от сообщества фармацевтического и аптечного с начала лета. Звучали довольно громко, это транслировалось, это передавалось. И делались выводы, что пройдет какое-то время, и эти лекарства просто исчезнут. Это происходило не только в кабинетах, наверное, куда сообщество приносило свое мнение, подкрепленное цифрами. Это было в публичном пространстве в медиа, начиная с июня и по октябрь. Вообще никто не реагировал на это?

Евгений Нифантьев: Я думаю, смелости не хватает.

А довести до ситуации, когда люди в действительности остаются без лекарств, когда врачам нечем лечить?

Евгений Нифантьев: Представьте себе. Вы — большой человек. И занимаете эту должность в этом году первый раз, прямо большую должность. А перед вами ваши предшественники в течение условно десяти лет отечественным производителям просто не индексировали цены. То есть вы что, должны прийти и на какие-то препараты проиндексировать цены? Если бы их индексировали в течение восьми, девяти, десяти лет, по 5-6% отечественным производителям — мы говорим о дешевом сегменте, — то постепенно они бы уже стоили условно, может быть, не 20 рублей, а 38, но были. А вы приходите, и вот где эту решительность и смелость взять и в два раза проиндексировать цены? Запущенная ситуация с этим вопросом.

Такая же история уже была несколько лет назад, когда именно ЖНВЛП начали исчезать, правда, не исчезали антибиотики, антикоагулянты. На самом деле список гораздо шире, мы по разным препаратам обзванивали аптеки разного класса, разного предназначения, совершенно не связанные с ковидом, многие отсутствуют.

Евгений Нифантьев: Да, очень многих препаратов сейчас нет.

Вот такая же ситуация была, не припомню точно, в каком году, мне кажется, в 2016-2017-м, когда в итоге решением с самого верха все-таки дошли до того, что необходимо проиндексировать эти очень низкие цены, в ряде случаев семирублевые, десятирублевые. Там индексация даже на 100% на самом деле практически не сказывается на кошельке покупателя, потому что таких цен просто нет, они фантастические. Это все уже было. Никакие выводы не извлекаются, и на эти грабли мы будем постоянно наступать?

Евгений Нифантьев: Я думаю, как наступили на грабли сейчас, второй раз уже наступать точно нельзя. Потому что долбануло-то сильно, согласитесь. За почти 21 год, что я занимаюсь аптечной деятельностью, такого кризиса в лекарственном обеспечении не помню. То есть были отдельные позиции, по отдельным позициям все как-то решалось. Но такого системного кризиса еще не было. Правда, я очень надеюсь, что все-таки благодаря постановлению, которое было подписано нашим премьер-министром, ситуация начнет выравниваться. И благодаря тому, что мы пытаемся доносить нашу позицию о том, что излишне жесткое регулирование может привести ровно к обратному эффекту, оно тоже начинает доходить до тех людей, которые это регулируют. Мы помним с вами о том разговоре, это было на прямой линии с нашим уважаемым президентом. И действительно, какие-то были подвижки после этого, но ситуация по дешевому сегменту до сих пор не изменилась. Ведь надо понимать, как у нас устроена сегодня система регистрации цен: на одно и то же международное непатентованное наименование у российских производителей с одной и той же дозировкой и количеством таблеток могут цены различаться зарегистрированные в разы. То есть каждый сам: «У меня парацетамол стоит столько». — «А у меня столько». — «Хорошо. А тебе вот тоже хорошо».

Поэтому мы говорим, что есть несколько выходов. Первый: сделать заявительную форму регистрации условно для лекарств хотя бы до 50 рублей или до 100 рублей. И дальше рынок отстроится, потому что если у производителя есть мощности, он может производить и продавать с минимальной рентабельностью, он будет это делать — это рыночная экономика. И второй момент: посмотрите, на сколько зарегистрированы цены, и, может быть, подтяните под верхнюю планку или хотя бы под медианную. Что произошло в дешевом сегменте? Условно в рамках одного ИМН может быть зарегистрировано 22 рубля, может быть 36, может быть 44, а может быть 52. Понятно, что, когда субстанция растет в цене, 22 рубля вылетает, и тогда человеку, приходящему в аптеку, остаются варианты только по 36 или 52. Когда она начинает расти дальше, вылетает следующий, дальше — вылетает следующий. И мы ощущаем, когда пропадают лекарства, когда уже самая верхняя зарегистрированная цена не помещается в себестоимость. А пока мы видим, что пропадают отдельные производители и просто повышается цена. Но повышается цена не в аптеках и не у дистрибьюторов. Просто тот производитель, который производил и продавал по более низким ценам, теперь не в рынке, он не может этого делать. При этом, заметьте, мы с вами живем в России, у нас же много своего алюминия, вы же блистер брали в руки, видели фольгу. Вы знаете, что компания, которая добывает сырье в России, производит фольгу в России, продает ее нашим отечественным предприятиям за доллары? Не рублевый прайс. Когда у нас валюта растет, биржевые товары тоже растут, а это субстанции, это алюминий, это и картон, много чего.

Когда люди идут в аптеку, они очень часто оттуда возвращаются возмущенными, даже если они нашли лекарства. Действительно, реакция на повышение цен на лекарства совершенно не равна общественной реакции на повышение цен на гречку или на что угодно еще. Или вот на алюминиевый блистер. Даже если дорожали маски, причем не только в аптеках — они продавались где угодно и дорожали где угодно либо не продавались вовсе, но требовали проверить именно аптеки и закрыть, если в них дорогие маски, хотя в соседнем универсаме они ничуть не дешевле. Вы сами ощущаете такое отношение к аптеке со стороны населения, что аптека — это пункт чуть ли не МЧС, где должны помогать, а если там что-то дорожает, то это неправильно?

Евгений Нифантьев: Вообще, наши социальные аптеки «Столички» в свое время даже заменили в какой-то мере отделения государственного банка, куда приходили поговорить. То есть к нам приходят в том числе и рассказать о том, что цены повысились и на гречку, и на лекарства, и так далее. И какого-то негатива со стороны населения я не вижу. По поводу масок: последнюю партию масок по высокой цене мы закупали по 28 рублей, а в итоге продавали их по 10 рублей. Мы всегда стараемся быть первыми в понижении цен. Мы увидели, что рынок идет вниз, продали их по 10 рублей в минус. Аптеки на масках не зарабатывали. Когда аптеки ругали за то, что маски по 15 рублей, и клеили красный кружок нам всем, мы их закупали в тот момент по 14,50, по 15,10 и продавали по 15 рублей, потому что я сразу сказал: маски — это не то, на чем мы зарабатываем. Что касается повышения цен, если смотреть именно на цифры, если убрать эмоциональную составляющую, то до того как случился этот дефицит, инфляционная составляющая по лекарствам на сентябрь составляла 3,6%. Согласитесь, это не много.

Тем не менее с такой цифрой мы пришли к этому кризису, когда многих лекарств просто не стало.

Евгений Нифантьев: Мы обсудили, почему их не стало. Потом кто-то говорил о том, что аптеки и дистрибьюторы не справились в связи с тем, что сейчас сильно выросла нагрузка на аптеки. 17 марта этого года была максимальная нагрузка на аптеки. Это был день, когда сметали все. Если его представить за 100%, то сейчас нагрузка порядка 46-48%. Мы тогда все выдержали, не было дефектуры. То есть все-таки дефектура возникла не из-за того, что была излишне высокая нагрузка на аптеки и дистрибьюторов. Да, мы в мыле работали, да, было тяжело, но мы со всем справлялись. То есть все-таки не в этом первопричина.

Перейдем к немного другим вопросам, связанным с популярными ныне лекарствами. Где-то пять лет назад, по-моему, в России ввели рецептурный отпуск антибиотиков. Антибиотики в России очень популярны, их любят и врачи, их любят и просто люди попить на всякий случай при любой простуде. И сейчас, как выясняется, многие врачи совершенно ошибочно и без всякого смысла выписывают антибиотики при первых признаках ковида, вирусного заболевания, которое само по себе антибиотиками не лечится. И без всякого рецепта люди тоже стараются запастись. А работает ли вообще этот рецептурный отпуск?

Евгений Нифантьев: Рецептурный отпуск на антибиотики, сколько я себя помню, всегда был. Это 107-я форма рецепта. Любой рецепт нужно представлять. Вопрос другой — что это неучетная форма рецепта. То есть вы его можете предъявить, получить те же самые антибиотики, пойти дальше и, по всей видимости, этот же рецепт предъявить в другой аптеке. Есть 148-я форма — учетная, когда мы забираем рецепт, записываем его в специальный журнал, и этот рецепт хранится пять лет, и при любой проверке мы должны все это предъявить и отчитаться по рецептам. Это так называемый предметно-количественный учет. Что касается отпуска антибиотиков, конечно, антибиотики не надо пить по любому чиху. У вас может появиться резистентность на антибиотики, и когда они потом вам реально понадобятся, они могут просто не помочь. Думаю, что это многие понимают. Но сейчас врачи действительно прописывают антибиотики при лечении ковида, потому что помимо коронавирусной инфекции может быть вторичная инфекция при воспалении легких.

Как говорится, не дожидаясь перитонита. Вторичной инфекции еще нет, но антибиотики — уже.

Евгений Нифантьев: В данном случае болезнь настолько серьезная, что это, возможно, оправданно.

Сейчас Минздрав сказал, что на самом деле не нужно. Еще несколько вопросов по поводу того, что ждет аптечную сферу. Во-первых, нам всем кажется, что в этом году у всех было плохо, но должно было быть очень хорошо у фармацевтической промышленности и, соответственно, у розницы фармацевтики. Это в действительности так? Объемы же наверняка очень выросли.

Евгений Нифантьев: У нас был высокий месяц март, были действительно выручки достаточно высокие. Но потом было очень жесткое падение — почти в два раза. У нас выручка июля к марту упала на 46%. Можете себе представить, если ты работаешь с отсрочкой платежа, то за те лекарственные препараты, которые ты взял у дистрибьюторов в высокий сезон, в тот же самый март, тебе платить летом. Это, конечно, было очень тяжело. Мы брали кредиты, просили дополнительные отсрочки и так далее. Это был самый тяжелый год за 20 лет моей предпринимательской деятельности. Работы было очень много, но эта абсолютно непредсказуемая ситуация с выручкой, с ее падением — извините, все-таки самоизоляция, как ни крути, несмотря на то что аптеки были открыты, выручки упали почти в два раза. При этом мы не уволили ни одного человека.

Все-таки вы не закрывались, в отличие от многих других, так что было бы странно, если бы еще вы увольняли.

Евгений Нифантьев: Я о чем говорю: ваши расходы, ваши издержки не падают, но при этом ваш денежный поток падает в два раза. Поэтому кассовый разрыв на рынке был очень серьезный у всех.

Завершая, хочу спросить, чтобы вы все-таки четко сориентировали, потому что это вопрос, который волнует сейчас всех — больных и здоровых: когда можно ожидать реального исчезнования дефицита, когда большинство позиций на аптечных полках будут заполнены и при каких условиях? Созданы ли эти условия на данный момент?

Евгений Нифантьев: Во-первых, благодаря тому постановлению правительства, которое было принято на днях, снимется проблема с маркировкой.

Снимется, потому что еще предстоит переписывание программного продукта.

Евгений Нифантьев: Я думаю, что все участники рынка относятся к этому ответственно и сейчас огромное количество людей бьют по клавишам клавиатур и переписывают коды и программы. Все это делают сейчас.

Но это процесс, не одноминутное действие.

Евгений Нифантьев: Это не одноминутное действие, конечно. Нужно переписать, оттестировать, чтобы все работало. Мы уже перешли к процессу тестирования. Мы в нашей сети именно эту проблему, я думаю, снимем в течение нескольких дней. Вопрос в другом: мы-то ведь получаем лекарственные препараты от дистрибьюторов и от производителей. Важно, чтобы и на этих этапах проблема была снята. Но я очень надеюсь, что это произойдет в ближайшее время, одну-две недели. Но при этом надо понимать, что некоторых лекарств просто физически нет в стране или они физически не произведены — их производство остановили из-за низких зарегистрированных цен. Я думаю, конечно же, сейчас пришло время посмотреть необязательно на все, но хотя бы на то, что пропало, реально оценить себестоимость и сделать реалистичнее цены, чтобы лекарства появились на полках.

Добавить BFM.ru в ваши источники новостей?